La Vague и L'Odyssée des Gènes
Apr. 6th, 2021 11:46 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
green_frПрактически одновременно купил два нон-фикшена. La Vague — книга французского эпидемиолога о первой волне ковида. Мы с Анютой — она тоже прочитала книжку — разговаривали о том, нужно ли считать это «трудом эксперта» или это скорее «личные записки»? Я покупал именно как личные записки, пусть и человека, находившегося в самой гуще событий. Потому что он откровенно не был среди людей, принимавших самые важные, коснувшиеся нас решения, он «всего лишь» работал в парижской больнице, занимался эпидемией. Анюта же ожидала всестороннего описания всего происходящего — это не то, конечно. Мужик поездил по всему миру, боролся со всякой там холерой / эболой, поэтому он немедленно начал предлагать зарекомендовавшие себя меры замедления эпидемии, которые (по его мнению) во Франции не смогли принять в основном из-за осознания собственного имиджа: ну как же, у нас такая прекрасная система здравоохранения, а вы нам предлагаете какие-то мобильные бригады, которые ООН обычно разворачивает в странах третьего мира.
То есть да, читать крайне интересно, но на объективную и полную картину автор даже не претендует. Он описывает то, что сам видел, что сам делал, чем сам интересовался. Из интересных идей: самолёты не летают, куча людей на вынужденной безработице. Среди них огромное количество стюардов и стюардесс — специалистов по общению с людьми в ситуации стресса. А нам тут как раз надо бы обходить заболевших, расспрашивать их о контактах, отслеживать путь заразы до и после каждого человека. Почему бы не совместить, не мобилизовать простаивающих людей на пользу общества? Красивая идея, но до реализации, к сожалению, не дошло.
Отдельно автор рассказывает про то, как ещё до ковида боролся с холерой на Гаити (победили), и как летом 2020 боролся с ковидом во Французской Гвиане. Интересная книжка, но по понятным причинам одноразовая. Стреляйте, если кому интересно.
L’Odyssée des Gènes — книжка французской учёной, специалистке по популяционной генетике. Я уже писал об этой книге после недавнего выпуска журнала, где была опубликована одна из глав книги — мне она показалась настолько интересной, что я решил прочитать целиком. Начало предсказуемо длинное (я просто не очень разбираюсь, и потому не сильно люблю тему совсем древних людей, первые 7 миллионов нашей истории), но вполне интересное. Вторая половина — как только автор переходит к историческому периоду — просто шикарная!
Тем, кто не собирался читать, или кто не боится спойлеров, куча зацепивших меня деталей под катом:
1. «Негритос» — это не только ругательное слово, но и вполне официальный термин, общее название нескольких племён. Темнокожих, но не африканских. Название очевидно происходит от «маленький чёрный», в книге они упоминаются вскользь, вместе в пигмеями.
Про пигмеев просто прекрасная история. Долгое время люди задавались вопросом, почему они маленькие? Какое эволюционное преимущество даёт им их рост? Кучу самых бредовых версий опровергали одну за другой. В какой-то момент появилась версия раннего полового развития: у них останавливается рост, для того, чтобы быстрее допились половую систему и запустить очередное поколение на пару лет раньше «нормы». Поехали к пигмеям проверять гипотезу. Выяснили, что для них понятие возраста человека вообще нерелевантно. Они не знают собственного возраста, потому что не интересовались, не записывали, не считали. Ок, нашли какой-то католический монастырь, монашки там ведут реестр рождений пигмеев. Попытались использовать эти данные, и выяснили, что у пигмеев отношение к детям, выражаясь программистским жаргоном, не как к объектам, а как к классам: если в семье умирает маленький ребёнок, то они могут с лёгкостью назвать следующего тем же именем, и для них это будет как бы тот же ребёнок, следующая реализация. Очевидно, что этого второго ребёнка они монашкам не декларируют — зачем, они же его декларировали ещё в первый раз? В итоге учёные лет 15 ездили к пигмеям каждый год, отслеживали рост и возраст детей (к сожалению, автор не пишет о системе идентификации пигмеев — как учёные понимали, кто в этом году соотносится с кем в измерениях прошлого года?). Вывод: нет, половое созревание у пигмеев происходит примерно в тот же момент, что и у всех. И рост у них не «останавливается», а всё время идёт медленнее, чем у остальных людей.
Ещё одна из интересных идей: может быть у них культурный отбор? Типа, женщинам нравятся маленькие мужчины, и как следствие, чем меньше у тебя рост, тем больше шансов у тебя оставить потомство? Но нет, простой опрос показал, что женщины предпочитают мужчин повыше (в пределах их нормы, конечно же), и что у них такой же принцип, как и, наверное, везде: мужчина должен быть немного выше своей женщины.
2. В доисторическом разделе автор говорит, что не изобретение сельского хозяйства дало рост населения, а наоборот — рост населения начался до изобретения сельского хозяйства, и оно просто позволило росту продолжиться. Причина роста неизвестна. Равно как и причина для перехода на сельское хозяйство — по оценкам историков для пропитания в режиме охотников-собирателей нужно было тратить 2-3 часа в день.
3. Пишет про то, что мутация, позволившая переваривать лактозу, появилась не однажды, а как минимум 5 раз. Красивый пример сходящейся эволюции, когда какой-то признак настолько выгоден, что может случайно появиться и остаться в генах человечества несколько раз.
4. Несколько раз автор упоминает гаплогруппы — группы людей с похожим набором генов. Это настолько похоже на моё личное определение «расы», что я аж обрадовался — во Франции на каждом углу пишут о том, что никаких рас не существует, и что только идиоты могут верить в общность людей, основываясь на каком-то внешнем признаке. Со второй частью фразы я полностью согласен, и классический пример чернокожих Африки и Папуазии, которых раньше наверняка записывали в одну расу, а теперь чётко различают, уже оскомину набил. Но почему из этого примера нужно обязательно отвергать существующий термин (и вообще отрицать наличие групп), вместо того, чтобы просто уточнить его определение, отказавшись от классификации по внешним признакам, в пользу группирования по признакам генетическим?
В чём я вижу проблему: половину книги автор рассказывает о специфике той или иной группы людей, не имея никакого понятного для среднего человека с улицы термина. Да и без книги все прекрасно понимают, что да, мы все, конечно, братья-человеки, но при этом ведь мы всё же отличаемся друг от друга. И в отсутствие нормального термина (кто из читателей этого поста слышал слово «гаплогруппа»?) условный человек с улицы продолжает использовать слово «раса» в стандартном фашистском смысле (классификация по внешним признакам, априорные приоритеты одних групп над другими), предполагая всемирный заговор учёных, пытающихся объяснить, почему мы не должны верить своим глазам.
Автор при это активно выступает против термина «расы», подчёркивая все те давно знакомые ошибки, которые, якобы, допускают использующие это слово. Нет такой расы как «азиат»: посмотрите, как сильно отличается тибетец от пекинца! Нет никакой национальной предрасположенности к генетическим болезням: да, евреи-ашкенази болеют какой-то там болячкой чаще среднего, но не только они одни, её же болеют франкофоны Канады! Ну и прочее — я правда не понимаю, зачем она это написала. Сложно поверить, что она не понимает, насколько эти аргументы хромают, что они спорят не с современными знаниями, а с заблуждениями прошлых веков. Всё равно, как отрицать наличие электричества, споря с определением древних греков (мы все знаем. что не только янтарь даёт искры!). Конкретно в этом параграфе было ощущение, как будто старую советскую книжку читаешь, в которую уже после написания основного текста натужно вставили парочку цитат Ленина, иначе не напечатают.
5. Ещё есть вопрос национальности. Автор очень ловко избегает этот — совершенно искусственный, и ничего, по моему мнению, не обозначающий — термин. Она часто говорит о какой-то связке географии и культуры, подразумевая некую «гаплогруппу». Несколько раз упоминает гипотезу плавности изменения генов с географией: близко живущие люди будут иметь похожие гены, далеко живущие — различные. Сама же рассказывает об исключениях из этого «правила», но оно позволяет ей использовать в качестве прокси гаплогруппы географические названия вместо национальностей. Например «сарды» — это «те, кто живёт на Сардинии». А точнее даже — те, обе бабушки и оба дедушки которых жили на Сардинии. Автор чётко пишет о том, что географический континуум имел какой-то смысл (со всеми упомянутыми исключениями) 100 лет назад, и что XX век перемешал всё. В этом контексте она рассказывает, что по генам человека можно уверенно сказать, откуда он — но только если обе бабушки и оба дедушки были из одной и той же местности, плюс-минус 100 километров.
В этом контексте я не смог не похихикать в душе над друзьями, пытающимися «доказывать» расовое превосходство современных украинцев над современными русскими (отрицательная селекция, генотип рабов!!1) или наоборот (Украина = окраина, это вообще не нация!!1). Каким-то образом представляя, что современный житель Донецка ближе к жителю Львова, чем к жителю Ростова-на-Дону. Ну или что краснодарец ближе к москвичу, вне зависимости от того, откуда этот москвич приехал в нерезиновую. И совершенно забывая перемещения внутри СССР на протяжении всего XX века. Смешно, конечно же.
6. К вопросу о сардах, автор говорит о них в контексте европейских миграций. Мы все слышали о ни на кого не похожих басках, и лично мне казалось если не доказанным фактом, то как минимум основной гипотезой, что баски — это остаток старой европейской цивилизации, со времён неолита. Все остальные охотники-собиратели растворились во время миграции кочевников, а баски каким-то чудом остались.
Так вот, автор, к сожалению, ничего не говорит про язык басков, но в том, что касается генетической уникальности басков, она вытекает исключительно из их изолированности: они — потомки тех же «захватчиков», просто в какой-то момент они потеряли контакт с остальными народами, и дальше развивались независимо. Генетически они близки испанцам, и популяционная генетика может сказать, когда именно они отгородились от соседей, и даже примерно сколько их тогда было.
А вот сарды — это как раз потомки оставшихся охотников-собирателей, их генотип сильно отличается от всех их соседей. И именно поэтому найденный в Австрии Этци оказался генетически близок именно к сардам. Потому что он датируется той эпохой, когда по всей Европе жили те охотники-собиратели (Википедия всё ещё рассказывает о том, что родители Этци приехали в Австрию с Сардинии, автор язвительно называет эту гипотезу сценарием первого европейского туриста).
7. Просто красивое слово: campaniforme = «в форме колокольчика». Я как-то никогда не задумывался об этимологии слова «campanile» (Википедия говорит, что в русском языке есть слово «кампанила») — таки да, «колокольня» от «campana» = «колокол».
8. Автор явно поездила по миру. По этому поводу она в какой-то момент начинает катить бочку на людей, упрощающих окружающих до одной простой категории: это — негр, это — женщина, это — богатый, это — умный. Вот как мне, говорит она, объяснить такому человеку, что я — и женщина, и учёный, и путешественница, и ещё много кто. Нет, если он увидел во мне «женщину», всё остальное он будет воспринимать именно через призму этой «главной» характеристики. Очень близкое мне высказывание! Сколько раз я выслушивал, как хорошо я должен играть в шахматы, и что с такой фамилией я же наверняка православный.
Но про поездки смешно было не только это. Когда она рассказывает о поездках в Китай или в Африку — ну, этнография, ок, интересно. А вот когда начинает рассказывать про бывший СССР — это комедия, потому что ты прекрасно понимаешь эти реалии. Вот приехала она куда-то в Сибирь, идёт за разрешением для работы (брать пробы слюны у населения) в мэрию. Мэр подписывает все бумаги, потом исполняет шаманское благословение (мэр шаман, да и жители его города в основном те самые охотники-собиратели), для второго благословения приглашает батюшку (партия у нас одна). Потом к учёным приходит местный этнограф, который с трудом понимает, как пишется слово «этнография», зато постоянно пытается вести задушевные разговоры о праве местного населения на самоопределение, предлагая совместные акции по подрыву единства Российской Федерации, статья 280 УК РФ. Аналогичные гебисты-провокаторы в Средней Азии.
Рассказывает, как поехали в Бухару с лингвистом, проверяли близость не только генетическую или культурную, но и языковую. Лингвист был нужен, потому что нельзя просто так спросить у человека, на каком языке он говорит — все говорят «по-узбекски». Но при этом у всех слова разные, и грамматика тоже отличается. Поэтому лингвист взял какую-то стандартную базу из 200 общеупотребительных слов, говорил их по-русски и просил каждого перевести эти слова на их «узбекский», записывая ответы фонетическим алфавитом (автор отдельно упоминает, что лингвист был музыкантом с идеальным слухом). Не важно, как называть эти языки и диалекты, но по этим данным можно посчитать какое-то расстояние между языками разных людей. Так вот, среди 200 слов было слово «море» — его пришлось выкинуть, потому что это Бухара, и местные жители переводили его как попало: лужа, озеро, вода и пр.
9. Отдельный параграф про отличие слов «turque», «turc» и «türk» — видимо, это то, что по-русски делится между «турецким» и «тюркским». При этом объяснения автора звучали примерно как нынешние терминологические уточнения между «русским» и «российским» («Путин — не русский, а российский президент!»), а то и «руский» («Культура Киевской Руси — руская, а не русская!»). Очень хороший признак ситуации, когда отношения народов / людей, описываемых одним словом, не такие хорошие, чтобы они спокойно относились к единому на них всех слову.
10. Очень интересная, и совершенно не лезущая в голову мысль об общем предке. На самом деле, это развитие той же самой идеи, что была в статье про Квебек: если мы возьмём генеалогическое дерево какого-то человека на 100 поколений, в нём будет 2100 человек. Очевидно, что 2000 лет назад на Земле не было столько людей — значит, в этом дереве будет огромное количество повторений.
Следующий шаг: если взять два дерева двух современных людей, то не только в каждом будет множество повторений, но и пересечений между этими деревьями будет огромное количество.
Помимо политкорректного «все люди — братья» из этого можно сделать и более интересные выводы. Например, посчитать, каким моментом истории датируется «общий предок» — человек, который есть в генеалогическом дереве всех ныне живущих на Земле людей. Понятно, что это считается мат. моделями, но вроде как консенсусной считается дата в 3000 лет назад. Да, это учитывает миграции, изолированные острова и континенты. И в голову не лезет совершенно.
А ещё можно посчитать, в какой момент деревья ныне живущих людей «совпадают», то есть у нас все предки начинают быть одинаковыми — это было примерно 5000 лет назад. Тоже в голову не лезет. Особенно, если переформулировать следующим образом: не все люди, жившие 5000 лет назад, оставили потомство, дошедшее до наших дней. Но те, потомки которых живут сейчас, — они предки всех живущих сейчас людей.
Тут автор отдельно уточняет, что «генеалогический предок» — это не то же самое, что «генетический предок». В том смысле, что мы все наследуем только часть генов наших родителей, и гены предков постепенно размываются. В достаточно непредсказуемой, но явно постоянно снижающейся пропорции. И поскольку генетика — это не гомеопатия, то разбавлять до бесконечности не получается. Таким образом, у вас может быть пра-пра-пра-кто-то-там, чьи гены до вас просто не дошли. То есть, все эти расчёты дат, они действительно получаются только на основе гипотез и моделирования, а не исследования реально собранных сегодня ДНК. Что не делает их менее достоверными или интересными — датирование общего предка на основе ДНК базируется на примерно таком же наборе гипотез (частота мутаций против частоты миграций).
11. Конечно же, автор прошлась и по тестам ДНК, примерно в том же духе, что старая статья из журнала (мой пересказ). Она тоже критикует использование термина «национальности», продвигая идею географического распределения. Житель Ниццы — он француз или итальянец? Тесты ДНК будут давать разные ответы в зависимости от данных в их базе: если «француз» откалиброван по Марселю, а «итальянец» — по Неаполю, то Ницца — однозначно французская. А если в базе все «французы» — это жители Лилля, а «итальянцы» из Милана, то плюнувший в колбу житель Ниццы окажется «итальянцем». Всё это, конечно же, при условии, что все упомянутые люди живут в той же местности, где жили их бабушки и дедушки — это вообще нужно постоянно помнить.
И точно так же автор прошлась по риску разглашения личной информации, когда человек, сдающий свой ДНК в публичную базу данных, сдаёт не только свою личную информацию, но одновременно и данные о своих родственниках. А я так про себя подумал, что аналогично поступают и люди, строящие публичные генеалогические деревья, и сливающие свои деревья друг с другом — потому что, если моя сестра, например, сдаст в базу свой ДНК, то обо мне этот факт ничего не будет говорить ровно до тех пор, пока она же не «задекларирует» нашу родственную связь в какой-нибудь генеалогической программе.
12. В главе про ближайшее будущее говорит о миграциях и перемешивании разных групп. Рассказывает об исключительной ситуации в США, где практически нет (и никогда не было) смешанных браков «белых» с «индейцами»: в ДНК белого американца всего 0,2% индейских генов, тогда как у белых жителей латинской Америки их порядка 20%.
Во Франции, пишет, 2/3 детей эмигрантов выходит замуж за людей, не являющихся эмигрантами, и родители которых не являются эмигрантами (мне казалось, я пересказывал здесь исследование INSEE о детях эмигрантов, но не нашёл ссылки; по памяти так и выходило: через 2 поколения перемешиваются). И тут снова проводит параллель с США, только вместо мигрантов смотрит негров: у них всего 17% вступает в смешанные браки, и перемешивание идёт крайне медленно.
13. Там же про естественный отбор и эволюцию. На Земле практически не осталось отбора людей по выживанию — не то, чтобы еды хватало всем, но наличие или отсутствие еды связано не с твоими характеристиками, а с характеристиками общества, в котором ты родился. Отбор идёт по способности к воспроизводству: от биологических характеристик (варианты с бесплодием отмирают) до эстетических (частично увеличение среднего роста европейцев объясняется лучшим питанием, но частично — модой на высоких партнёров). Про «Brain is the new sexy» ничего не пишет :-)
Зато упоминает исследование популяции французов родившихся между 1961 и 1965 годами: среди мужчин 20,6% бездетных, среди женщин — 13,5%. Вполне ожидаемый разрыв, но неожиданно высокие для меня значения.
Update: La conversation scientifique с автором книги.
То есть да, читать крайне интересно, но на объективную и полную картину автор даже не претендует. Он описывает то, что сам видел, что сам делал, чем сам интересовался. Из интересных идей: самолёты не летают, куча людей на вынужденной безработице. Среди них огромное количество стюардов и стюардесс — специалистов по общению с людьми в ситуации стресса. А нам тут как раз надо бы обходить заболевших, расспрашивать их о контактах, отслеживать путь заразы до и после каждого человека. Почему бы не совместить, не мобилизовать простаивающих людей на пользу общества? Красивая идея, но до реализации, к сожалению, не дошло.
Отдельно автор рассказывает про то, как ещё до ковида боролся с холерой на Гаити (победили), и как летом 2020 боролся с ковидом во Французской Гвиане. Интересная книжка, но по понятным причинам одноразовая. Стреляйте, если кому интересно.
L’Odyssée des Gènes — книжка французской учёной, специалистке по популяционной генетике. Я уже писал об этой книге после недавнего выпуска журнала, где была опубликована одна из глав книги — мне она показалась настолько интересной, что я решил прочитать целиком. Начало предсказуемо длинное (я просто не очень разбираюсь, и потому не сильно люблю тему совсем древних людей, первые 7 миллионов нашей истории), но вполне интересное. Вторая половина — как только автор переходит к историческому периоду — просто шикарная!
Тем, кто не собирался читать, или кто не боится спойлеров, куча зацепивших меня деталей под катом:
1. «Негритос» — это не только ругательное слово, но и вполне официальный термин, общее название нескольких племён. Темнокожих, но не африканских. Название очевидно происходит от «маленький чёрный», в книге они упоминаются вскользь, вместе в пигмеями.
Про пигмеев просто прекрасная история. Долгое время люди задавались вопросом, почему они маленькие? Какое эволюционное преимущество даёт им их рост? Кучу самых бредовых версий опровергали одну за другой. В какой-то момент появилась версия раннего полового развития: у них останавливается рост, для того, чтобы быстрее допились половую систему и запустить очередное поколение на пару лет раньше «нормы». Поехали к пигмеям проверять гипотезу. Выяснили, что для них понятие возраста человека вообще нерелевантно. Они не знают собственного возраста, потому что не интересовались, не записывали, не считали. Ок, нашли какой-то католический монастырь, монашки там ведут реестр рождений пигмеев. Попытались использовать эти данные, и выяснили, что у пигмеев отношение к детям, выражаясь программистским жаргоном, не как к объектам, а как к классам: если в семье умирает маленький ребёнок, то они могут с лёгкостью назвать следующего тем же именем, и для них это будет как бы тот же ребёнок, следующая реализация. Очевидно, что этого второго ребёнка они монашкам не декларируют — зачем, они же его декларировали ещё в первый раз? В итоге учёные лет 15 ездили к пигмеям каждый год, отслеживали рост и возраст детей (к сожалению, автор не пишет о системе идентификации пигмеев — как учёные понимали, кто в этом году соотносится с кем в измерениях прошлого года?). Вывод: нет, половое созревание у пигмеев происходит примерно в тот же момент, что и у всех. И рост у них не «останавливается», а всё время идёт медленнее, чем у остальных людей.
Ещё одна из интересных идей: может быть у них культурный отбор? Типа, женщинам нравятся маленькие мужчины, и как следствие, чем меньше у тебя рост, тем больше шансов у тебя оставить потомство? Но нет, простой опрос показал, что женщины предпочитают мужчин повыше (в пределах их нормы, конечно же), и что у них такой же принцип, как и, наверное, везде: мужчина должен быть немного выше своей женщины.
2. В доисторическом разделе автор говорит, что не изобретение сельского хозяйства дало рост населения, а наоборот — рост населения начался до изобретения сельского хозяйства, и оно просто позволило росту продолжиться. Причина роста неизвестна. Равно как и причина для перехода на сельское хозяйство — по оценкам историков для пропитания в режиме охотников-собирателей нужно было тратить 2-3 часа в день.
3. Пишет про то, что мутация, позволившая переваривать лактозу, появилась не однажды, а как минимум 5 раз. Красивый пример сходящейся эволюции, когда какой-то признак настолько выгоден, что может случайно появиться и остаться в генах человечества несколько раз.
4. Несколько раз автор упоминает гаплогруппы — группы людей с похожим набором генов. Это настолько похоже на моё личное определение «расы», что я аж обрадовался — во Франции на каждом углу пишут о том, что никаких рас не существует, и что только идиоты могут верить в общность людей, основываясь на каком-то внешнем признаке. Со второй частью фразы я полностью согласен, и классический пример чернокожих Африки и Папуазии, которых раньше наверняка записывали в одну расу, а теперь чётко различают, уже оскомину набил. Но почему из этого примера нужно обязательно отвергать существующий термин (и вообще отрицать наличие групп), вместо того, чтобы просто уточнить его определение, отказавшись от классификации по внешним признакам, в пользу группирования по признакам генетическим?
В чём я вижу проблему: половину книги автор рассказывает о специфике той или иной группы людей, не имея никакого понятного для среднего человека с улицы термина. Да и без книги все прекрасно понимают, что да, мы все, конечно, братья-человеки, но при этом ведь мы всё же отличаемся друг от друга. И в отсутствие нормального термина (кто из читателей этого поста слышал слово «гаплогруппа»?) условный человек с улицы продолжает использовать слово «раса» в стандартном фашистском смысле (классификация по внешним признакам, априорные приоритеты одних групп над другими), предполагая всемирный заговор учёных, пытающихся объяснить, почему мы не должны верить своим глазам.
Автор при это активно выступает против термина «расы», подчёркивая все те давно знакомые ошибки, которые, якобы, допускают использующие это слово. Нет такой расы как «азиат»: посмотрите, как сильно отличается тибетец от пекинца! Нет никакой национальной предрасположенности к генетическим болезням: да, евреи-ашкенази болеют какой-то там болячкой чаще среднего, но не только они одни, её же болеют франкофоны Канады! Ну и прочее — я правда не понимаю, зачем она это написала. Сложно поверить, что она не понимает, насколько эти аргументы хромают, что они спорят не с современными знаниями, а с заблуждениями прошлых веков. Всё равно, как отрицать наличие электричества, споря с определением древних греков (мы все знаем. что не только янтарь даёт искры!). Конкретно в этом параграфе было ощущение, как будто старую советскую книжку читаешь, в которую уже после написания основного текста натужно вставили парочку цитат Ленина, иначе не напечатают.
5. Ещё есть вопрос национальности. Автор очень ловко избегает этот — совершенно искусственный, и ничего, по моему мнению, не обозначающий — термин. Она часто говорит о какой-то связке географии и культуры, подразумевая некую «гаплогруппу». Несколько раз упоминает гипотезу плавности изменения генов с географией: близко живущие люди будут иметь похожие гены, далеко живущие — различные. Сама же рассказывает об исключениях из этого «правила», но оно позволяет ей использовать в качестве прокси гаплогруппы географические названия вместо национальностей. Например «сарды» — это «те, кто живёт на Сардинии». А точнее даже — те, обе бабушки и оба дедушки которых жили на Сардинии. Автор чётко пишет о том, что географический континуум имел какой-то смысл (со всеми упомянутыми исключениями) 100 лет назад, и что XX век перемешал всё. В этом контексте она рассказывает, что по генам человека можно уверенно сказать, откуда он — но только если обе бабушки и оба дедушки были из одной и той же местности, плюс-минус 100 километров.
В этом контексте я не смог не похихикать в душе над друзьями, пытающимися «доказывать» расовое превосходство современных украинцев над современными русскими (отрицательная селекция, генотип рабов!!1) или наоборот (Украина = окраина, это вообще не нация!!1). Каким-то образом представляя, что современный житель Донецка ближе к жителю Львова, чем к жителю Ростова-на-Дону. Ну или что краснодарец ближе к москвичу, вне зависимости от того, откуда этот москвич приехал в нерезиновую. И совершенно забывая перемещения внутри СССР на протяжении всего XX века. Смешно, конечно же.
6. К вопросу о сардах, автор говорит о них в контексте европейских миграций. Мы все слышали о ни на кого не похожих басках, и лично мне казалось если не доказанным фактом, то как минимум основной гипотезой, что баски — это остаток старой европейской цивилизации, со времён неолита. Все остальные охотники-собиратели растворились во время миграции кочевников, а баски каким-то чудом остались.
Так вот, автор, к сожалению, ничего не говорит про язык басков, но в том, что касается генетической уникальности басков, она вытекает исключительно из их изолированности: они — потомки тех же «захватчиков», просто в какой-то момент они потеряли контакт с остальными народами, и дальше развивались независимо. Генетически они близки испанцам, и популяционная генетика может сказать, когда именно они отгородились от соседей, и даже примерно сколько их тогда было.
А вот сарды — это как раз потомки оставшихся охотников-собирателей, их генотип сильно отличается от всех их соседей. И именно поэтому найденный в Австрии Этци оказался генетически близок именно к сардам. Потому что он датируется той эпохой, когда по всей Европе жили те охотники-собиратели (Википедия всё ещё рассказывает о том, что родители Этци приехали в Австрию с Сардинии, автор язвительно называет эту гипотезу сценарием первого европейского туриста).
7. Просто красивое слово: campaniforme = «в форме колокольчика». Я как-то никогда не задумывался об этимологии слова «campanile» (Википедия говорит, что в русском языке есть слово «кампанила») — таки да, «колокольня» от «campana» = «колокол».
8. Автор явно поездила по миру. По этому поводу она в какой-то момент начинает катить бочку на людей, упрощающих окружающих до одной простой категории: это — негр, это — женщина, это — богатый, это — умный. Вот как мне, говорит она, объяснить такому человеку, что я — и женщина, и учёный, и путешественница, и ещё много кто. Нет, если он увидел во мне «женщину», всё остальное он будет воспринимать именно через призму этой «главной» характеристики. Очень близкое мне высказывание! Сколько раз я выслушивал, как хорошо я должен играть в шахматы, и что с такой фамилией я же наверняка православный.
Но про поездки смешно было не только это. Когда она рассказывает о поездках в Китай или в Африку — ну, этнография, ок, интересно. А вот когда начинает рассказывать про бывший СССР — это комедия, потому что ты прекрасно понимаешь эти реалии. Вот приехала она куда-то в Сибирь, идёт за разрешением для работы (брать пробы слюны у населения) в мэрию. Мэр подписывает все бумаги, потом исполняет шаманское благословение (мэр шаман, да и жители его города в основном те самые охотники-собиратели), для второго благословения приглашает батюшку (партия у нас одна). Потом к учёным приходит местный этнограф, который с трудом понимает, как пишется слово «этнография», зато постоянно пытается вести задушевные разговоры о праве местного населения на самоопределение, предлагая совместные акции по подрыву единства Российской Федерации, статья 280 УК РФ. Аналогичные гебисты-провокаторы в Средней Азии.
Рассказывает, как поехали в Бухару с лингвистом, проверяли близость не только генетическую или культурную, но и языковую. Лингвист был нужен, потому что нельзя просто так спросить у человека, на каком языке он говорит — все говорят «по-узбекски». Но при этом у всех слова разные, и грамматика тоже отличается. Поэтому лингвист взял какую-то стандартную базу из 200 общеупотребительных слов, говорил их по-русски и просил каждого перевести эти слова на их «узбекский», записывая ответы фонетическим алфавитом (автор отдельно упоминает, что лингвист был музыкантом с идеальным слухом). Не важно, как называть эти языки и диалекты, но по этим данным можно посчитать какое-то расстояние между языками разных людей. Так вот, среди 200 слов было слово «море» — его пришлось выкинуть, потому что это Бухара, и местные жители переводили его как попало: лужа, озеро, вода и пр.
9. Отдельный параграф про отличие слов «turque», «turc» и «türk» — видимо, это то, что по-русски делится между «турецким» и «тюркским». При этом объяснения автора звучали примерно как нынешние терминологические уточнения между «русским» и «российским» («Путин — не русский, а российский президент!»), а то и «руский» («Культура Киевской Руси — руская, а не русская!»). Очень хороший признак ситуации, когда отношения народов / людей, описываемых одним словом, не такие хорошие, чтобы они спокойно относились к единому на них всех слову.
10. Очень интересная, и совершенно не лезущая в голову мысль об общем предке. На самом деле, это развитие той же самой идеи, что была в статье про Квебек: если мы возьмём генеалогическое дерево какого-то человека на 100 поколений, в нём будет 2100 человек. Очевидно, что 2000 лет назад на Земле не было столько людей — значит, в этом дереве будет огромное количество повторений.
Следующий шаг: если взять два дерева двух современных людей, то не только в каждом будет множество повторений, но и пересечений между этими деревьями будет огромное количество.
Помимо политкорректного «все люди — братья» из этого можно сделать и более интересные выводы. Например, посчитать, каким моментом истории датируется «общий предок» — человек, который есть в генеалогическом дереве всех ныне живущих на Земле людей. Понятно, что это считается мат. моделями, но вроде как консенсусной считается дата в 3000 лет назад. Да, это учитывает миграции, изолированные острова и континенты. И в голову не лезет совершенно.
А ещё можно посчитать, в какой момент деревья ныне живущих людей «совпадают», то есть у нас все предки начинают быть одинаковыми — это было примерно 5000 лет назад. Тоже в голову не лезет. Особенно, если переформулировать следующим образом: не все люди, жившие 5000 лет назад, оставили потомство, дошедшее до наших дней. Но те, потомки которых живут сейчас, — они предки всех живущих сейчас людей.
Тут автор отдельно уточняет, что «генеалогический предок» — это не то же самое, что «генетический предок». В том смысле, что мы все наследуем только часть генов наших родителей, и гены предков постепенно размываются. В достаточно непредсказуемой, но явно постоянно снижающейся пропорции. И поскольку генетика — это не гомеопатия, то разбавлять до бесконечности не получается. Таким образом, у вас может быть пра-пра-пра-кто-то-там, чьи гены до вас просто не дошли. То есть, все эти расчёты дат, они действительно получаются только на основе гипотез и моделирования, а не исследования реально собранных сегодня ДНК. Что не делает их менее достоверными или интересными — датирование общего предка на основе ДНК базируется на примерно таком же наборе гипотез (частота мутаций против частоты миграций).
11. Конечно же, автор прошлась и по тестам ДНК, примерно в том же духе, что старая статья из журнала (мой пересказ). Она тоже критикует использование термина «национальности», продвигая идею географического распределения. Житель Ниццы — он француз или итальянец? Тесты ДНК будут давать разные ответы в зависимости от данных в их базе: если «француз» откалиброван по Марселю, а «итальянец» — по Неаполю, то Ницца — однозначно французская. А если в базе все «французы» — это жители Лилля, а «итальянцы» из Милана, то плюнувший в колбу житель Ниццы окажется «итальянцем». Всё это, конечно же, при условии, что все упомянутые люди живут в той же местности, где жили их бабушки и дедушки — это вообще нужно постоянно помнить.
И точно так же автор прошлась по риску разглашения личной информации, когда человек, сдающий свой ДНК в публичную базу данных, сдаёт не только свою личную информацию, но одновременно и данные о своих родственниках. А я так про себя подумал, что аналогично поступают и люди, строящие публичные генеалогические деревья, и сливающие свои деревья друг с другом — потому что, если моя сестра, например, сдаст в базу свой ДНК, то обо мне этот факт ничего не будет говорить ровно до тех пор, пока она же не «задекларирует» нашу родственную связь в какой-нибудь генеалогической программе.
12. В главе про ближайшее будущее говорит о миграциях и перемешивании разных групп. Рассказывает об исключительной ситуации в США, где практически нет (и никогда не было) смешанных браков «белых» с «индейцами»: в ДНК белого американца всего 0,2% индейских генов, тогда как у белых жителей латинской Америки их порядка 20%.
Во Франции, пишет, 2/3 детей эмигрантов выходит замуж за людей, не являющихся эмигрантами, и родители которых не являются эмигрантами (мне казалось, я пересказывал здесь исследование INSEE о детях эмигрантов, но не нашёл ссылки; по памяти так и выходило: через 2 поколения перемешиваются). И тут снова проводит параллель с США, только вместо мигрантов смотрит негров: у них всего 17% вступает в смешанные браки, и перемешивание идёт крайне медленно.
13. Там же про естественный отбор и эволюцию. На Земле практически не осталось отбора людей по выживанию — не то, чтобы еды хватало всем, но наличие или отсутствие еды связано не с твоими характеристиками, а с характеристиками общества, в котором ты родился. Отбор идёт по способности к воспроизводству: от биологических характеристик (варианты с бесплодием отмирают) до эстетических (частично увеличение среднего роста европейцев объясняется лучшим питанием, но частично — модой на высоких партнёров). Про «Brain is the new sexy» ничего не пишет :-)
Зато упоминает исследование популяции французов родившихся между 1961 и 1965 годами: среди мужчин 20,6% бездетных, среди женщин — 13,5%. Вполне ожидаемый разрыв, но неожиданно высокие для меня значения.
Update: La conversation scientifique с автором книги.
