![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Сто лекций с Дмитрием Быковым — 1935 и 1936
Лекция 1935 года — «Большой день» Владимира Киршона. Квест с Пастернаком оказался детским лепетом по сравнению с задачей найти эту всеми забытую пьесу. В конце концов нашёл в платной подписке bookmates, но к тому времени уже понял, что читать её совершенно не обязательно. Единственное, из-за чего эту пьесу хоть кто-то помнит — это из-за песни «Я спросил у ясеня» (подавляющее большинство читающих эти строки, я так подозреваю, в этот момент воскликнуло «так вот откуда эта песня!» — люди с лучшей памятью, впрочем, могут впомнить «Иронию судьбы», перепевшую песню 40 лет спустя).
Быков рассказывает прекрасную историю, почему пьеса не получила должного успеха. Поставлена она в 1936 году, успех. Но уже в 1937 году автора арестовали, в 1938 расстреляли, а в 1939 году подписали с Германией пакт о ненападении, сведя на нет всю интригу пьесы (о том, как советские лётчики готовятся к войне с фашистами). Вот уж действительно, wrong man at the wrong time.
Собственно, лекция Быкова не столько о пьесе, сколько о реакции на репрессии. По его рассказу, Киршон выходит не самым симпатичным человеком, и когда его арестовывают, многие искренне радуются. Не осозновая, что это тот же сценарий, что описывала Гиппиус, когда власть сначала расстреливает кого-то совсем уж одиозного «своего», чтобы затем расстрелять всех остальных. Сложно, наверное, не злорадствовать, видя, как один твой враг пожирает другого...
Лекция 1936 года «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Отлично написанная, захватывающая детская книга! Пусть и с (хорошо видными сейчас) про-коммунистическими передёргиваниями: автор описывает историю башни Ковалевского с таким пафосом, что просто невозможно поверить. И действительно, проверяешь — а там всё выдумано (вот здесь есть цитата из книги и краткий пересказ реальных фактов).
Быков пишет, что в это время стало откровенно опасно писать о современности. Выходов нашлось сразу два: писать исторические романы и писать детскую литературу. Катаев в «Парусе» объединяет оба этих жанра — роман об одесских детях 1905 года. По обилию живых деталей становится понятно, что это если и не автобиографический роман, то как минимум роман из его детства, о том, что он реально видел.
Снова наткнулся на сложную для меня тему. Автор с восхищением описывает детей, помогающих беглому матросу. И в то же время возмущается жестокостью полиции, которая не принимает во внимание, что это — дети. У меня в голове возникает противоречие, примерно как было при чтении книг об освобождении Парижа, да или что угодно про партизан. Имеем ли мы право возмущаться, когда враг начинает расстреливать машины Красного Креста, если ровно в таких же машинах мы перевозим оружие?
С детьми в книге очень хорошо описывается опасность «попасть в дурную компанию» — главный герой начинает играть с симпатичным вроде другом в азартные игры. Он проигрывает, делает кучу долгов, пытаясь отыграться. И, в конце концов, вынужден участвовать в сомнительных махинациях друга, чтобы искупить свой долг (я не преувеличиваю сомнительность — они переносят по городу взрывчатку). Очень правильно показан риск, проблема лишь в том, что «дурная компания» в книге считается «хорошей» — это не просто террористы, это наши, правильные террористы. Весь педагогический момент насмарку.
Разговаривали с Анютой, пришли к выводу, что вся вот эта героическая литература отчасти виновата в «можем повторить». Причём как с одной стороны (все эти рвущиеся оружием освобождать Донбасс от фашизма), так и с другой (точно так же оружием его отбивающие сейчас, когда опасность захвата других областей вроде как миновала). Я попытался было возразить, что нет же, советские фильмы про войну были один мрачнее другого. Но Анюта справедливо заметила, что одно дело — умереть героем (на это, как минимум на словах, готовы многие), а другое — понимать, что своими действиями ты загоняешь свою страну назад. И последствия их будут ощущаться не год, и не два — десятилетиями. И я согласился, вспомнив знаменитую французскую пирамиду смертности, на которой только сейчас можно говорить, что эффект первой мировой войны начинает отходить на второй план. Сейчас. Через 100 лет. Не хватает понимания бытовых последствий войны, все помнят только флаг на Рейхстаге, в лучшем случае про окопы. И в этом смысле мы с Анютой снова восхитились «Тихим Доном».
Но вернёмся к Катаеву. Прекрасный момент на рынке, когда герой приносит «мадам Стороженко» рыбу на продажу. Мадам принимает рыбу по цене, существенно ниже той, за которую продаёт. Герой искренне возмущается, совершенно забыв, как буквально в предыдущем абзаце мадам Стороженко торговалась с покупателем, постепенно снижая цену. Не говоря уже о риске, что она рыбу просто не продаст. Но образ мадам Стороженко как спекулянта, пьющего кровь простых рыбаков, проходит через всю книгу. Ведь в книге не рассказывается, как она выручила (судя по всему, беспроцентным) кредитом старого рыбака, говорят лишь о том, что она требует свои деньги назад!
А ещё, эта книга — один в один любимая мною в детстве «Старая крепость» Беляева (вышла на следующий год). И по набору героев, и по сюжету, чуть ли не детали какие-то передраны. Назовём это римейком.
За компанию к «Парусу» прочитал «Маленькую железную дверь в стене» того же Катаева. Ещё в детстве мечтал прочитать о жизни Ленина в Париже, к счастью, руки дошли только уже здесь (спасибо![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
igparis за книжку!).
Ленина в книге нет вообще. Такое ощущение, что Катаеву очень хотелось написать путеводитель если не по всей Европе, то хотя бы по Парижу. Но в СССР не нужны были путеводители по Парижу — пришлось писать про Ленина. Больше половины книги Ленин едет из дома в библиотеку. Вот он проезжает Сорбонну — ведь это именно здесь... (пассаж на пару страниц про Сорбонну). Ещё один оборот педалей, велосипед катится по бульвару вниз, справа от Ильича — Клюни. Да-да, тот самое место, где... (пара страниц про Клюни).
Доходит до смешного, когда автор спохватывается через 5 страниц — «всё это я рассказываю для того, чтобы дать хоть какое нибудь представление о районе Монпарнаса, который миновал Ленин по дороге в Национальную библиотеку». Это цитата.
Очень много про Парижскую коммуну. И тут меня поразило — ведь Ленин родился в 1870 году, в следующем году была Парижская коммуна. То есть, для него это реально было недавним событием. Не какие-нибудь там декабристы, или даже Французская революция.
Пара забавных вещей:
* «Париж меняется очень медленно, центр его почти совсем не изменился в течение столетий» — при том, что Париж, каким его представляют все туристы, был построен менше, чем за 100 лет до написания книги.
* «Зал „Бобино“ был наполнен пебликой самой демократической, по преимуществу девушками в очень модных, но дешёвых туалетах, купленных в отделе готового платья „Самаритен“ или „Галереи Лафайета“» — на этом месте Анечка вздохнула, что мы, по своим доходам, не дотягиваем и до этого «демократического» уровня :-)
Быков рассказывает прекрасную историю, почему пьеса не получила должного успеха. Поставлена она в 1936 году, успех. Но уже в 1937 году автора арестовали, в 1938 расстреляли, а в 1939 году подписали с Германией пакт о ненападении, сведя на нет всю интригу пьесы (о том, как советские лётчики готовятся к войне с фашистами). Вот уж действительно, wrong man at the wrong time.
Собственно, лекция Быкова не столько о пьесе, сколько о реакции на репрессии. По его рассказу, Киршон выходит не самым симпатичным человеком, и когда его арестовывают, многие искренне радуются. Не осозновая, что это тот же сценарий, что описывала Гиппиус, когда власть сначала расстреливает кого-то совсем уж одиозного «своего», чтобы затем расстрелять всех остальных. Сложно, наверное, не злорадствовать, видя, как один твой враг пожирает другого...
Лекция 1936 года «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Отлично написанная, захватывающая детская книга! Пусть и с (хорошо видными сейчас) про-коммунистическими передёргиваниями: автор описывает историю башни Ковалевского с таким пафосом, что просто невозможно поверить. И действительно, проверяешь — а там всё выдумано (вот здесь есть цитата из книги и краткий пересказ реальных фактов).
Быков пишет, что в это время стало откровенно опасно писать о современности. Выходов нашлось сразу два: писать исторические романы и писать детскую литературу. Катаев в «Парусе» объединяет оба этих жанра — роман об одесских детях 1905 года. По обилию живых деталей становится понятно, что это если и не автобиографический роман, то как минимум роман из его детства, о том, что он реально видел.
Снова наткнулся на сложную для меня тему. Автор с восхищением описывает детей, помогающих беглому матросу. И в то же время возмущается жестокостью полиции, которая не принимает во внимание, что это — дети. У меня в голове возникает противоречие, примерно как было при чтении книг об освобождении Парижа, да или что угодно про партизан. Имеем ли мы право возмущаться, когда враг начинает расстреливать машины Красного Креста, если ровно в таких же машинах мы перевозим оружие?
С детьми в книге очень хорошо описывается опасность «попасть в дурную компанию» — главный герой начинает играть с симпатичным вроде другом в азартные игры. Он проигрывает, делает кучу долгов, пытаясь отыграться. И, в конце концов, вынужден участвовать в сомнительных махинациях друга, чтобы искупить свой долг (я не преувеличиваю сомнительность — они переносят по городу взрывчатку). Очень правильно показан риск, проблема лишь в том, что «дурная компания» в книге считается «хорошей» — это не просто террористы, это наши, правильные террористы. Весь педагогический момент насмарку.
Разговаривали с Анютой, пришли к выводу, что вся вот эта героическая литература отчасти виновата в «можем повторить». Причём как с одной стороны (все эти рвущиеся оружием освобождать Донбасс от фашизма), так и с другой (точно так же оружием его отбивающие сейчас, когда опасность захвата других областей вроде как миновала). Я попытался было возразить, что нет же, советские фильмы про войну были один мрачнее другого. Но Анюта справедливо заметила, что одно дело — умереть героем (на это, как минимум на словах, готовы многие), а другое — понимать, что своими действиями ты загоняешь свою страну назад. И последствия их будут ощущаться не год, и не два — десятилетиями. И я согласился, вспомнив знаменитую французскую пирамиду смертности, на которой только сейчас можно говорить, что эффект первой мировой войны начинает отходить на второй план. Сейчас. Через 100 лет. Не хватает понимания бытовых последствий войны, все помнят только флаг на Рейхстаге, в лучшем случае про окопы. И в этом смысле мы с Анютой снова восхитились «Тихим Доном».
Но вернёмся к Катаеву. Прекрасный момент на рынке, когда герой приносит «мадам Стороженко» рыбу на продажу. Мадам принимает рыбу по цене, существенно ниже той, за которую продаёт. Герой искренне возмущается, совершенно забыв, как буквально в предыдущем абзаце мадам Стороженко торговалась с покупателем, постепенно снижая цену. Не говоря уже о риске, что она рыбу просто не продаст. Но образ мадам Стороженко как спекулянта, пьющего кровь простых рыбаков, проходит через всю книгу. Ведь в книге не рассказывается, как она выручила (судя по всему, беспроцентным) кредитом старого рыбака, говорят лишь о том, что она требует свои деньги назад!
А ещё, эта книга — один в один любимая мною в детстве «Старая крепость» Беляева (вышла на следующий год). И по набору героев, и по сюжету, чуть ли не детали какие-то передраны. Назовём это римейком.
За компанию к «Парусу» прочитал «Маленькую железную дверь в стене» того же Катаева. Ещё в детстве мечтал прочитать о жизни Ленина в Париже, к счастью, руки дошли только уже здесь (спасибо
igparis за книжку!).Ленина в книге нет вообще. Такое ощущение, что Катаеву очень хотелось написать путеводитель если не по всей Европе, то хотя бы по Парижу. Но в СССР не нужны были путеводители по Парижу — пришлось писать про Ленина. Больше половины книги Ленин едет из дома в библиотеку. Вот он проезжает Сорбонну — ведь это именно здесь... (пассаж на пару страниц про Сорбонну). Ещё один оборот педалей, велосипед катится по бульвару вниз, справа от Ильича — Клюни. Да-да, тот самое место, где... (пара страниц про Клюни).
Доходит до смешного, когда автор спохватывается через 5 страниц — «всё это я рассказываю для того, чтобы дать хоть какое нибудь представление о районе Монпарнаса, который миновал Ленин по дороге в Национальную библиотеку». Это цитата.
Очень много про Парижскую коммуну. И тут меня поразило — ведь Ленин родился в 1870 году, в следующем году была Парижская коммуна. То есть, для него это реально было недавним событием. Не какие-нибудь там декабристы, или даже Французская революция.
Пара забавных вещей:
* «Париж меняется очень медленно, центр его почти совсем не изменился в течение столетий» — при том, что Париж, каким его представляют все туристы, был построен менше, чем за 100 лет до написания книги.
* «Зал „Бобино“ был наполнен пебликой самой демократической, по преимуществу девушками в очень модных, но дешёвых туалетах, купленных в отделе готового платья „Самаритен“ или „Галереи Лафайета“» — на этом месте Анечка вздохнула, что мы, по своим доходам, не дотягиваем и до этого «демократического» уровня :-)
no subject
:-)