![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Алексей Иванов, «Золото бунта»
Удивительный, всё-таки, автор. Не знаю, каким образом, но ему удалось создать очень устойчивый образ «автора одного романа» — огромное количество людей (в том числе не читавших даже того самого «одного романа») говорит это. Тем не менее, после комментариев мне захотелось почитать ещё. Взял у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
mbla «Золото бунта» — таки да, прекрасная книга, спасибо, друзья, что не отсоветовали.Поначалу читать очень странно — в каждой фразе по незнакомому слову. Книга по-русски написана, но вся эта сплавщицкая / сибирская / раскольническая терминология лично мне совершенно была неизвестна. Постепенно втягиваешься, конечно.
В какой-то момент герой говорит про ласточек, «божьих птиц: их Христос благословил за то, что они у римлян гвозди украли». Я заинтересовался, начал искать легенду. Похоже, она чисто русская (белорусская), по-французски я ни одного упоминания не нашёл.
Более того, наткнулся на прекрасный пост в ЖЖ с разбором этой (и ещё парочки) легенд. Где рассказывается полная версия — ласточки гвозди воровали, а воробьи их назад приносили. И я вспомнил, как в детстве у нас воробьёв «жидами» называли. Я ещё не мог понять, какая связь. Помню даже кто-то мне попытался преподать начала антисемитизма, в том духе, что воробьи вон вертлявые, мелкие, всё украсть норовят — ну, ты понимаешь. А похоже, это как раз отблеск этой легенды.
Оцените заодно (в том же посте) прекрасные легенды про цыган.
Действие романа происходит на реке Чусовой, в конце XVIII века. Всё крутится вокруг спуска по реке чугуна из близлежащих заводов. И это крайне интересно читать. Понимаешь, насколько всё-таки важна инфраструктура. Насколько проще жить там, где есть дорога (не говоря уже о железной дороге).
Множество технических деталей. В самом конце книги очень хорошо описывается строительство барки. А потом — спуск на ней по реке, когда герой «читает» реку: он описывает каждый поворот, каждый камень («боец»), вспоминает, что ему отец рассказывал об этом камне. И при этом держится тот самый ритм, с которым они спускаются — бешеный ритм, когда барка проходит бойца за бойцом, и некогда даже передохнуть.
Рассказывают, что заводчики строили пруды, заполняющиеся зимой. А по весне пруды спускались, и на этом валу проходили первые караваны, когда у самой реки ещё недостаточно глубины для барок. И как мелкие купцы пытались всеми правдами и неправдами (в основном водкой) выведать дату и время спуска пруда, чтобы вклиниться в караванный вал.
Про водку отдельно зацепило. Как-то удивительно убедительно у Иванова получилось описать вот этот переход от нормального состояния человека в свинское. Главный герой не пьёт (он старообрядец), но окружающих его людей имеет смысл воспринимать только до первого стакана. Человек может быть каким угодно хорошим, но после водки он — свинья. И он сам это понимает, но «ничего с собой поделать не может». А уж тем более не может не выпить, когда водка — вот она.
Я не знаю, насколько это бред (или наоборот, общеизвестный факт), но мне как-то подумалось. Вот есть народы, более-менее привычные к алкоголю (например, европейцы). Не знаю, может давно пьют, естественный отбор сделал своё дело, выжили только потомки тех, кто алкоголь переносит. И есть народы, до недавних пор незнакомые с алкоголем, и которых «белый человек» очень эффективно изжил со света при помощи бутылки (чукчи, американские индейцы, австралийские аборигены и пр.).
Насколько нас, жителей восточной Европы, можно рассматривать как нечто среднее между этими двумя состояниями? От водки мрём массово, но не так, как индейцы. Теряем контроль от одного запаха.
У меня и без того на водку табу было, а уж после этой книги ещё сильнее стало.
К книге у меня пара чисто личных претензий.
Во-первых, очень жестокий мир. Я не люблю ни читать такое, ни смотреть. Когда вокруг тебя совершенно агрессивный мир, и у тебя нет никакой надежды, никакого убежища, никакого выхода. Тебе нужно становиться таким же мудаком, как и все остальные — всё-таки, нам крупно повезло родиться в относительно приличное время!
В книге всё происходит непосредственно после пугачёвского восстания, когда Пугачёв «показал» людям, что можно убивать. Каждый второй персонаж травмирован восстанием, общее отношение к нему — как, наверное, к Второй Мировой сразу после победы. У каждого по сироте, по инвалиду, по убитому отцу, по изнасилованной матери.
Во-вторых, в романе ни одной лишней детали. Самих деталей там огромное количество, но они, как у Агаты Кристи, в конце складываются в аккуратную картинку, которая объясняет всё. Внимательный читатель портит себе удовольствие от книги, подмечая заранее разложенные автором детальки.
А ещё в книге очень красиво показана русская манера общения. Немного утрируя, её можно определить как «говори мало, надейся, что все угадают, а когда не угадывают — обижайся». Причём, так разговаривать могут оба участника диалога, с эскалацией конфликта — если тебя не поняли, то обижаться нужно ещё сильнее, ни в коем случае не пытаться объяснить. Кошмар. Очень реалистично описано. Очень легко вспоминаются реальные разговоры и с друзьями, и с родственниками. Кошмар.
Штирлиц знал, что заканчивать пост нужно на оптимистической ноте. Задумался о родстве слов «недюжинный» и «дюжина». Действительно, родственные слова, причём от французского douzaine (дюжина).
А вот «дюжий» — совершенно от другого корня, от «дуги».
Обложка без названия и с крестом однозначно привлекала внимание в метро. Я, наверное, выглядел начинающим евангелистом, тренирующимся перед тем как подходить на улице, предлагать поговорить о Библии :-)
no subject
no subject